Появление денежного знака из социального обмена
Как показано выше, социальная ценность не зависит от вещной оболочки, в которой она находится. Тем не менее, сама эта оболочка играет заметную роль в происхождении денег, поскольку представляет собой знак, показывающий, что данный предмет: а) принадлежит верховной власти, б) прошел процесс сакрализации и символизации, в) обладает социальной ценностью. Сущностью знака является указание на предмет как на символ (деньги), в то время как сущность символа тоже указание, но указание на то, чем он сам не является[131] .
Знак помогает выбрать из множества существующих символов тот, который является деньгами. Поэтому в строгом смысле слова деньги — суть единство символов и знаков. Символы — это содержание денег, а знак — его (содержания) форма[132].
Как пишет С. Московичи, в сознании масс «идеальное представление» о наличии социальной ценности денег ассоциируется с определенной «материальной вещью». Происходит совмещение двух свойств денег — быть одновременно и «мыслью», и «вещью». Это дает возможность деньгам выполнять свои экономические функции. «Будучи серебряной, кожаной или бумажной, монета становится двойником других благ, не будучи одним из них, что позволяет ей замещать эти блага» [133].
У К. Маркса соотношение символа и знака совершенно противоположно. С его точки зрения, отсутствие стоимости денег делает возможным превращение их в знак стоимости. «В обращении они [серебряная и медная монеты. — Ю. Б.] снашиваются еще быстрее, чем золотая монета. Их монетная функция становится поэтому фактически совершенно не зависимой от их веса, т. е. от всякой стоимости. Монетное бытие золота окончательно отделяется от его стоимостной субстанции. Благодаря этому вещи, относительно не имеющие никакой стоимости, — бумажки, получают возможность функционировать вместо золота в качестве монеты. В металлических денежных знаках их чисто символический характер еще до известной степени скрыт. В бумажных деньгах он выступает с полной очевидностью» [134]. На наш взгляд, дело обстоит иначе. Проблема заключается в различном понимании природы стоимости. К. Маркс видит в деньгах исключительно реальную стоимость, субстанциональную стоимость, отсутствие которой является предпосылкой возникновения денежного знака. В то время как, с нашей точки зрения, деньги «начинаются» с представительной стоимости, наличие которой и делает возможным появление денежного знака.
Знаковая сущность денег — это «подсказка» о наличии закрепленного в сознании индивида представления о возможности (праве) обмена его (знака) на реальные блага.
Денежный знак является превращенной формой денег-символа.
Под превращенной формой в данном контексте понимается форма, которая скрывает, затемняет, камуфлирует истинное положение дел. Денежный знак — это указание на то, чего нет. У К. Маркса, например, заработная плата является превращенной формой стои
мости труда, поскольку складывается представление, что ею оплачивается весь труд.
Денежный знак возникает из социального обмена[135]. В социальном обмене отражается суть социальных отношений. Причиной социального обмена является социальное разделение труда, которое разграничивает производство на две сферы, и оно же объединяет их в обмене. «Разделение труда в мировом масштабе (или в масштабе одного мира-экономики) не было соглашением равных партнеров, согласованным и доступным для пересмотра в любой момент. Оно устанавливалось постепенно как цепь зависимостей, определявших одни другие. Неравный обмен, создатель неравенства в мире, и, наоборот, неравенство мира, упорно создававшее обмены, были древними реальностями»[136].
Под социальным обменом мы понимаем отношения, складывающиеся между индивидуумами, группами (стратами), «безличными» собирательными сущностями (духи, боги) по поводу обязательного обмена реальных благ на символические.
Процесс социального обмена преследует две цели: институали-зацию денег и социализацию индивида. Достижение первой предполагает трансформацию денег-символов в денежные знаки, а второй — превращение социальной ценности денег-символа в представительную стоимость денежных знаков. Причем эти два процесса протекают одновременно и обусловливают друг друга, их реализация осуществляется с помощью подкрепителей, а наиболее эффективным «подкрепителем» на первоначальных этапах была пища.
Социальный обмен имеет следующие характеристики:
а) принимает форму дара, первоначальная форма которого — дар богам, жертвоприношение;
б) существует два вида обмена: негативный (война) и позитивный (деньги);
в) обязателен для всех членов общества, отказ от положительной формы обмена ведет к реализации негативной;
г) правила организации оборота создаются элитной группой и их выполнение поддерживается социальным напряжением;
д) эквивалентность обмена условна и принимает форму социальной равноценности;
е) между подарком и обратным «подарком» существует временной лаг.
Социальный оборот по своей сути шире, чем экономический, и включает в себе последний. Каждый экономический обмен социален, но не каждый социальный обмен может быть экономическим. Например, дар духам и подарки есть атрибут исключительно социального обмена, в то время как бартер и торговля обладают признаками экономического и социального оборота. В отличие от экономического оборота, где осуществляется обмен стоимостями, в социальном происходит обмен ценностями. Величина ценности определяется полезностью, причем не столько полезностью предмета, сколько полезностью отношений, которые возникают, продолжаются или прекращаются при передаче этого предмета. Суть социального обмена заключается, с одной стороны, в признании своего ранга, а с другой — в подтверждении чужого ранга, что приводит к устранению возможной агрессии, опасности тайной или открытой войны между различными индивидами и социумами. В социальном обмене передается, в первую очередь, ценность реального блага, «символического» блага или шанса, в экономическом — их стоимости. Обмен социальными ценностями или экономическими стоимостями далек от эквивалентности, их осуществление прежде всего определяется ожиданием большего.
Социальный оборот организуется верхней группой с помощью социального напряжения. Под давлением этого напряжения в индивидуумах развивается склонность к обмену, которая находит продолжение и в экономическом обмене. «Склонность» к обмену возникает не естественно-эволюционным путем, как полагают некоторые исследователи, а формируется под гнетом социального стресса.
Адам Смит, исследуя природу и причины богатства народов, начал свою работу с момента приобретения людьми «склонности» к экономическому обмену, не указав, как и зачем эта склонность прививалась людям. Далее это «естественно» возникшее стремление индивидов обмениваться привело к экономическому разделению труда. «Так как большую часть необходимых нам обоюдных услуг мы приобретаем друг от друга посредством соглашения обмена и покупки, эта самая склонность к обмену и была тем, что изначально породило разделение труда»[137]. Г. Зиммель был более приземленным исследователем, и, с его точки зрения, именно «тирания и порабощение» есть те средства, благодаря которым «установилось разделение труда»[138].
О наличии социального напряжения в той или иной форме пишут давно и многие. Приведем ряд примеров. Так, Г. Зиммель подчеркивает: «то, что мы ощущаем как свободу, является часто на самом деле лишь сменой обязательств. Когда на место старого обязательства выступает новое, первое, что мы ощущаем, это — уничтожение старого давления; чувствуя себя свободными от старого обязательства, мы считаем себя в первый момент свободными вообще до тех пор, пока новый долг <... > не заставит почувствовать своей тяжести. <... > Каждое обязательство, если только оно не относится к простой идее, подразумевает право на взыскание со стороны другого лица. Это притязание другого может иметь содержанием или личные услуги и действия обязанного лица, или распространяться на непосредственный результат личной работы, или, наконец, дело может идти об определенном предмете, на пользование которым другое лицо предъявляет притязание»[139]. Российский ученый В. Булдаков вместо термина «социальный стресс» употребляет выражение «психическое напряжение» и подчеркивает, что оно возникло в крепостной России и до сих пор сохранилось в российском менталитете. «Исследователи [общинных отношений в Российской империи. — Ю. Б.] отмечают избыточное внутриобщинное психическое напряжение, которое в прошлом — на доправном уровне — взаимодействовало с институтом крепостничества, а затем закреплялось на уровне социального подсознания»[140]. Современные ученые также пишут, что и сегодня социальный обмен сохранил свои стрессовые формы. «Рынок — это "домашнее" средство, к которому прибегает социальный мир, чтобы обеспечить стрессовое давление, во-первых, направленное и, во-вторых, постоянно действующее» [141] .
Социальное напряжение создается двумя способами: «отрицательным» и «положительным». К первому относятся война и любые другие формы насилия. Ко второму — экономические связи с их доминантой — товарно-денежными отношениями[142]. Поскольку социальный стресс «поддерживает» социальный оборот, постольку последний проявляется в двух формах, соответствующих виду социального напряжения: негативной и позитивной.
Негативная форма социального оборота представлена спекуляцией, сутяжничеством, воровством, грабежами, подкупами, конфискациями. Позитивная форма социального обмена — это дары духам и богам, подарки, налоги, подати, бартер и торговля. Эти формы всегда сосуществуют, но в различных, постоянно изменяющихся комбинациях. Война и деньги — явления, которые взаимозаменяются и взаимодополняются. Жертвы войны заменяются жертвами рынка[143]. Исходя из принципа двойственности и тождественности, мы утверждаем, что деньги и война — два однородных явления, имеющие обратные знаки. Не в последнюю очередь и сама социальная ценность денег создается и поддерживается агрессией, военными действиями.
Социальный оборот в скрытой или явной форме носит возмездный характер. Эквивалентность обмена принимала форму обязательного требования дара за дар. Чтобы напомнить об обещании принести подарки, у некоторых традиционных народов было принято на шею одариваемого повязать шнурок, сделанный из человеческого волоса или льна. «Данный знак (шнурок) фиксирует обязанность посредника принести с собой предметы для своего ючина, который, пока он отсутствует, также собирает для него подарки»[144].
Индивиды должны были не только дарить, но и принимать «подарки». Отказ от участия в таком обмене вызывает переход от положительного к отрицательному виду оборота[145]. Обмен, от которого нельзя было отказаться, зачастую являлся неравноценным, т. е. носил ростовщический характер[146]. Эквивалентность обмена была условна и определялась социальным статусом обоих «одаривающихся» сторон. Движение «снизу в вверх» всегда предполагало передачу подарка большей ценности. В случае не выполнения данной «установки», положительная форма обмена также заменяется на отрицательную. Особый интерес в этом отношении представляет австралийский обычай копара — своего рода карательной экспедиции, предпринимаемой, в частности, в случае чьего-либо отказа от дачи ответного подарка.
Ожидание большего имело идеологическое обоснование и основывалось на представлении, что душа вещи всегда стремится «домой». Она неотступно следует за чередой пользователей, пока те не возместят ее утрату через пиры, угощения, подарки, трудом или чем-либо более высокой ценности[147]. Совокупность этих мистических представлений способствовала тому, что реальное богатство (пища, труд) должно было обмениваться на символы богатства и власти.
Социальный оборот осуществляется как внутри общества, так и вне его. Внешний социальный обмен предшествует внутреннему и на ранних этапах развития общества принимает негативную форму, как правило, военную. В законах Хаммурапи при упоминании о торговых сношениях говорится только об организации государственных и храмовых экспедиций, которые, подобно египетским, представляли вооруженный грабеж местного населения[148].
История показывает, что война как социальный институт была необходима и неизбежна для кочующих народов. Она являлась одним из ранних способов реализации отношений господства и подчи-нения[149]. В примитивных объединениях социальная стратификация вытекала из воинской организации, в которой сильные люди были военачальниками. Свою социальную силу они превращали в орудие политического и экономического могущества, последнее проявляется в обладании натуральным или денежным капиталом, иными словами — богатством. Развитие общества неразрывно связано с войной. Мишель Фуко выразил это взаимоотношение, произведя инверсию знаменитого афоризма, следующим образом: «Политика — это просто продолжение войны иными средствами» [150]. Мы осмелимся еще раз перефразировать данный тезис, сказав, что деньги — это способ продолжения войны иными средствами.
Война представляет собой механизм формирования и закрепления определенной структуры социальных отношений, которые могут быть как внутренними (внутри социальной единицы), так и внешними (между социальными единицами). Сами по себе эти отношения бывают интегрированными и неинтегрированными. В первом случае они оформлены в некоторую социально-экономическую культурную традицию, основным элементом которой являются деньги, а во втором являются аморфными, не имеющими устоявшейся социально-экономической культурной традиции.
В случае, если социальные отношения интегрированы, «это означает, что распределение прав, обязанностей и функций каждой стороны определены, каждая сторона знает, что она должна и обязана делать в отношении другой стороны»[151]. Неинтегрирован-ное и неоформленное состояние социальных отношений — межличностных и межгрупповых — означает обратное: отсутствие ясного распределения прав, обязанностей и функций, четкой системы социально-экономических ценностей. Такой вид отношений возникает в момент их формирования или когда по каким-то причинам ранее существовавшая система социально-экономических ценностей и связей расстроена и нарушена, то есть когда существующие правила разрушены, а новые еще не установлены.
Причиной войны и конфликтных ситуаций являются нарушения в структуре социальных отношений и отсутствия устоявшихся социально-экономических культурных традиций, их основного элемента — всеобще признанной формы денег.
Если социальная структура связанных обществ стабильна, т. е. «интегрирована и оформлена, то шансы войны невелики «независимо от того удовлетворяют ли нас экономическое состояние сторон» [152].