Смысл существования акцепта

"Акцептировать вексель - значит подписаться под ним, поставить свою подпись, сделаться главным должником на ту сумму, каковая в нем указана, обязаться от своего имени выплатить ее в указанный срок", - объясняет Савари. Если срок истечения установлен векселедателем, акцептор (иногда говорили акцептатор) только подписывает его; если эта дата не уточнена, тогда вы подписываете и датируете - и вписанная дата закрепит будущий срок платежа.

Тут еще не было ничего нового: акцептная торговля затрагивала бесчисленные переводные векселя, которые издавна служили по всей Европе посредником в кредите и которые отныне станут, как огромные кучевые облака, упорно собираться над Голландией - и это, вполне очевидно, не было случайным. В самом деле, переводной вексель оставался "первой из... всех коммерческих бумаг и самой важной", по сравнению с которой векселя на предъявителя, простые векселя, векселя под стоимость товаров играли лишь скромную и локальную роль. На всех рынках Европы "векселя обращаются в коммерции вместо наличных денег и неизменно с тем преимуществом перед деньгами, что они приносят процент посредством учета, производимого от одного транспорта (трансферта) к другому или от одного индоссамента к другому". Трансферты, индоссаменты, учеты, тратты и ретратты (отсрочки) сделали из векселя неутомимого путешественника с одного рынка на другой и дальше в том же духе, от одного купца к.другому, от комитента к комиссионеру, от негоцианта к eго корреспонденту или же к дисконтеру - discompteur (как говорили в Голландии, вместо слова escompteur, которое имело хождение во Франции и которого придерживается Савари дэ Брюлон), или даже от негоцианта к "кассиру", его кассиру. К тому же, чтобы постичь проблему, ее важно было видеть во всей целостности, с учетом восхищенного удивления современников, которые пытались объяснить себе голландскую систему.

Принимая во внимание медлительность потребления - оно не происходило в один день,-медлительность производства, медлительность коммуникаций для товаров и даже для поручений и векселей, медлительность, с которой масса клиентов и потребителей могла извлечь из своих авуаров наличные деньги (необходимые для покупок), требовалось, следовательно, чтобы негоциант имел возможность продавать и покупать в кредит, выпустив денежный документ, который мог бы обращаться вплоть до того, когда негоциант сможет расплатиться наличными, товарами или другой бумагой. Это уже было решение, которое итальянские купцы наметили в XV в. с введением индоссамента и перевода, которое они расширили в XVII в. в рамках соглашения о подписании второго векселя- pactedericorsa [для уплаты процентов по предыдущему займу - Ред.], столь оспаривавшегося теологами. Но нельзя измерять единой меркой эти первые ускорения и бумажный потоп в XVIII в., в 4, в 5, в 10, в 15 раз превышавший обращение "реальной" монеты. Бумажный потоп, представлявший то солидные авуары и рутинную практику купцов, то что мы назвали бы дутыми обязательствами, а голладцы называли Wisselruiterij - "обменной лихостью".

Законное или незаконное, это движение бумаги вполне логично заканчивалось в Амстердаме, снова начиналось оттуда, чтобы туда же возвратиться в зависимости от приливов и пульсаций, захватывавших всю торговую Европу. Всякий купец, который проникал в эти потоки, чаще всего находил там незаменимые удобства. Около 1766 г. негоцианты, оптом скупавшие шелка "Италии и Пьемонта", чтобы перепродавать их мануфактуристам Франции и Англии, с трудом обошдись бы без голландских кредитов. В самом деле, шелка, что они закупали в Италии "из первых рук", обязательно оплачивались наличными, и "общий обычай заставлял" негоциантов поставлять их мануфактуристам "в кредит примерно на два года"- то было действительно время перехода от сырья к готовому изделию и предложения его к продаже. Такое долгое и постоянное ожидание объясняет роль по нескольку раз возобновлявшихся переводных векселей. Следовательно, эти оптовики составляли часть многочисленных европейских купцов, "которые обращаются", т. е. "выписывают векселя на [своих] корреспондентов, [голландских, разумеется], дабы с помощью их акцепта получить капиталы на рынке, [где они действуют], и которые для первых тратт по истечении их срока выписывают новые или велят их выписать". В долговременном плане то был довольно дорогостоящий кредит (долг нарастал от векселя к векселю), но он без затруднений поддерживал особо выгодную "отрасль коммерции".

Итак, механизм голландских торговли и кредита функционировал через многочисленные перекрещивавшиеся передвижения бесчисленных переводных векселей, но он не мог вращаться только бумагой. Время от времени ему требовались наличные, чтобы снабжать ими балтийскую и дальневосточную торговлю, равно как и для того, чтобы наполнять в Голландии кассь купцов и дисконтеров, ремеслом которых было переходить oт бумаги к металлической монете и обратно. В наличных деньгах Голландия, чей платежный баланс всегда бывал положительным, недостатка не испытывала. В 1723 г. Англия будто бы от правила в Голландию серебра и золота на 5666 тыс. фунтов стерлингов. Иногда повседневные поступления приобрета ли характер события. "Поразительно [видеть], - писал 9 марта 1781 г. неаполитанский консул в Гааге,-количество ремиссии каковые производят в ею страну [Голландию] что из Германия что из Франции. Из Германии прислали больше миллиона золотых соверенов, кои будут переплавлены для изготовления голландских дукатов; из Франции амстердамским торговым домам прислали сто тысяч луидоров". И добавляет, как если бы он хотел предоставить нашим учебникам политической экономии ретроспективный пример золотого стандарта (Coldpointstandard): "Причина сей отправки в том, что денежный курс в настоящее время для сей страны [Голландии] выгоден". В общем в глазах ежедневного наблюдателя масса наличной монеты в Амстердаме стушевывалась за массой бумаги. Но как только случайная неисправность приостанавливала движение дел, присутствие этой наличности проявлялось незамедлительно. Так, в конце декабря 1774 г., при выходе из кризиса 1773 г., который еще давал себя чувствовать, и в момент, когда приходили вести о беспорядках в английской Америке, застой в делах был таков, что "деньги никогда не были так распространены, как сегодня... векселя учитывают из двух процентов и даже из полутора, когда эти векселя принимают к уплате некоторые фирмы, а это свидетельствует о малой активности комерции".

Только это накопление капиталов позволяло рискованные игры с дутыми сделками, возможность легкого, автоматического обращения ради любого сулившего выгоду дела к 6yмаге, которая ничем не гарантировалась, помимо процветания и превосходства голландской экономики. К этой ситуации XVIII в. я охотно приложил бы сказанное недавно Василием Леонтьевым по поводу массы долларов и евродолларов, создаваемой ныне Соединенными Штатами: "Факт заключается в том, что в капиталистическом мире государства, а порой даже отчаянные предприниматели или банкиры использовали привилегию чеканки монеты и злоупотребляли ею. И в особенности-правительство США, которое так долго наводняло другие страны неконвертируемыми долларами. Все дело в том, чтобы иметь достаточно кредита ( а следовательно, могущества), дабы позволить себе этот прием". Не это ли говорил на свой лад и Аккариас де Серионн: "Стоит лишь дести или двенадцати первоклассным амстердамским негоциантам объединиться ради банковской [понимай: кредитной] операции как они в один момент смогут заставить обращаться по всей Европе больше чем на двести миллионов флоринов бумажных денег, предпочитаемых деньгам наличным. Нет государя, который бы мог так поступить... Кредит сей есть могущество, коим десять или двенадцать негоциантов будут пользоваться во всех государствах Европы при полнейшей независимости от всякой власти". Как видите, у нынешних транснациональных корпораций были предки.